1 апреля 2012 года Максим Карпаев был задержан по подозрению в краже. Полицейские доставили его в отдел полиции №7, что в Советском районе Нижнего Новгорода.

Как рассказал Максим, в полиции дежурный старший лейтенант отвел его в комнату для допросов. Максим отказался отвечать на вопросы полицейских. Тогда дежурный и находившийся в комнате сержант напали на него. Сержант заломил ему левую руку, повалили на пол. На вытянутую при падении правую руку наступил старший лейтенант. Они стали срывать одежду с Максима. Порвали джинсы, кофту, раздели до нижнего белья, надели на него наручники и оттащили в камеру.

Далее, со слов заявителя, его бросили на бетонный пол. Было холодно, рука опухла и очень болела. Он стал стучать в дверь, просил отдать одежду и осмотреть руку. Дежурному надоел беспокойный задержанный, и он, видимо, решил его успокоить. Он подошел к двери и прыснул через решетку перцовым баллончиком в глаза Максиму. Максим кричал от боли, звал на помощь. Через час ему вызвали «скорую помощь». Приехавшие врачи скорой помощи осмотрели его и сказали, что необходима срочная госпитализации, нужно промыть глаза и сделать рентген руки. Врачей возмутило и то, что задержанный был голый. Но дежурный отказался отпустить Максима в больницу.

Через 2 часа Максим опять позвал дежурного, показал вдвое опухшую руку и попросил одежду. Лейтенант ответил: «Дашь показания – получишь одежду». Тогда Максим согласился все подписать и получил одежду «в награду».

Лишь на следующий день Карпаеву была оказана медицинская помощь. Пострадавшему вправили кость на правой руке и наложили гипс.

Оправившись от травмы, Максим обратился в Следственный комитет России.

Поражает непропорциональная жестокость полицейских, которые пытаются любой ценой выбить показания. С тех пор, как собственное признание стало считаться царицей доказательств, полицейские получают их, не скупясь на побои. Даже в простом деле при наличии иных достаточных доказательств считается необходимым получить явку с повинной.

Действия же дежурного, помешавшего оказанию помощи больному, не сочетаются с портретом идеального полицейского, нанося на него грубые мазки антигуманизма. Когда же облик полицейского в воображении народа обретет человеческие черты?