Почему правозащитник Игорь Каляпин бросает вызов закону

На встречу Игорь Каляпин, глава нижегородского межрегионального «Комитета против пыток», вместо середины дня пришел после семи вечера. Выжатый как лимон, с кругами под глазами он совсем не похож на героя-легенду, который первым в России в 2006 году смог в Европейском суде отсудить у государства 250 тысяч евро в пользу ложно обвиненного в изнасиловании милиционера Алексея Михеева. Теперь правозащитник приехал от заключенных.

Владимир Емельяненко
Источник: Русский Репортер

– Зэки держали, – Каляпин извиняется и трет покрасневшие глаза. – В колонии №1 под Нижним Новгородом они жалуются на пытки.

Каляпин их свидетельства передал в Следственный комитет и Генпрокуратуру. «Комитету» по итогам федеральной проверки НКО объявили два представления и предостережение. Он в шаге от объявления иностранным агентом.

– «Комитет против пыток» ждут суды?

– Может, и нет. Игра идет по непонятным правилам. Мы не понимаем, почему они Дмитрия Егошина (руководитель отделения «Комитета против пыток» в Республике Марий Эл) обвинили в том, что он присваивает мои полномочия. Бред. Ладно, я пожаловался бы на него, а тут… Егошин, если вызовут, пойдет в суд. Я тоже, чтобы суду объяснить глупость, написанную прокуратурой. Логику тут искать не надо. Как говорит мой приятель: «Ты ее там не “лОжил”». Какая логика, если был издан непонятный текст, который депутаты считают законом? Они уверены, что любой текст, ими написанный, можно назвать законом. А закон – это норма права, к которой есть формальные требования. В нем должен быть принцип правовой определенности. То есть на определенные действия со стороны закона должны быть определенные действия со стороны государства. Закон должен быть понятен в исполнении. А закон об «агентах» написан так, что никто не может понять механизма его действия.

– Что если вам удобно делать вид, что вы не понимаете сути, например, предостережения о том, что «Комитет против пыток» до 21 ноября 2012 года, даты принятия закона об НКО, как сказано в тексте предостережения: «…занимался деятельностью, которая может быть отнесена к политической»?

– Каждое обращение к нам связано с применением пыток представителями власти и всегда имеет общественно-политический интерес. Мало того что это должностное преступление, это еще и нарушение международных договоренностей, подписанных Россией, – Конвенции ООН о запрете пыток и Европейской конвенции о защите прав человека. Но мы оказываем юридическую помощь гражданам. Или медицинскую, если они пострадали от пыток. А нам намекают, что мы что-то делали, а теперь не делаем, связанное с политикой. Что?

– У проверяющих вызвали вопросы, полученные вами в 2011–12 годах от Фонда поддержки жертв пыток ООН 48240 долларов, от Хельсинского комитета – 42420 долларов, от Фонда Сороса – 31900 долларов. Разве это не есть частичный ответ на вопрос о том, где собака зарыта?

– Мы и после 21 ноября получали, и еще от шести фондов получать будем иностранные гранты. Дело не в этом. Для того чтобы стать иностранным агентом, надо два слагаемых – получение денег от иностранцев и политическая деятельность. Заграничные средства – первый признак неблагонадежности, но некритичный.

– Где грань между юридической помощью и политической деятельностью при оказании услуг, например, оппозиционерам из «Стратегии-31», нижегородским участникам в беспорядках на Болотной площади или Юрию Староверову из «Другой России», обвиняемому в насилии против правоохранителей?

– Вот если бы мы не стали работать по заявлению Староверова, нижегородских участников событий на Болотной площади или доморощенной оппозиции из «Стратегии-31» – вот это была политическая деятельность. Или политическое деяние. Дождь ведь на всех одинаково капает. И на «Другую Россию, и на «Единую Россию». Может, на «Единую» меньше. Ее члены на иномарках ездят. А так, вообще-то, и солнце всем одинаково светит. Так вот, «Комитет против пыток» оказывает помощь всем, кто обращается с жалобами на полицию. Включая полицейских и сотрудников ФСИН, защищая которых от пыток, мы довели до суда десятки дел. Мы не интересуемся их политическими убеждениями. Если мы начнем делить людей на «Другую», беспартийную, полицейскую или националистическую Россию – вот это и будет политическая деятельность. Типа: «Ты за Путина голосуешь? Он и вы хотите, чтобы мы не брали деньги у иностранцев? Будьте последовательны: для вас наши услуги платные. А вот Юре Староверову из “Другой России” поможем бесплатно». С таким подходом как быть врачу, который оказывает медицинскую помощь пострадавшим на Болотной площади? Его тоже надо обвинить в политической деятельности?

– Что если туманные намеки на политическую деятельность – это один из способов манипулирования правозащитным движением?

– Надеюсь, что не имеется в виду юридическая помощь гражданам. Мне пока остается только предполагать, где в нашей работе найдут «политику». Возможно, это проведение пресс-конференций. Мы их не проводили уже полгода, а вот накануне принятия закона 21 ноября как раз активно их давали. Может, политику найдут в ежегодных пикетах 26 июня – Международный день поддержки жертв пыток. Они у нас не всегда были разрешенными. Хотя лет эдак десять назад нам не только не запрещали, наоборот, собирали в МИДе и просили «не забыть» отметить этот день. Тогда МИД хотел, чтобы Россия в ООН могла сказать, что мы тоже соблюдаем права человека. Сейчас, возможно, наши пикеты – «политика». Хотя наши лозунги бесспорные: «Виновные в пытках должны быть привлечены к ответственности!» «Эффективное следствие – справедливый суд!». С этими лозунгами мы всегда выходим 26 июня, но пикеты то разгоняют, то запрещают, то разрешают.

Я готов брать у кого угодно, но с одним условием: чтобы этот кто угодно не ставил мне условий

– Вам не давали понять, что дело все же в источниках финансирования? Например, что деньги лучше находить в России?

– Мы бы с удовольствием, но в России не дают. А по поводу иностранцев, да, вменяют в вину, что мы неразборчивы в источниках финансирования. Так, нам не до жиру.

– Что, взяли бы деньги и у ФСБ, и у ЦРУ, и у отечественного полукриминального бизнеса?

– Мне до лампочки. Вот если любая из этих организаций или любой «приличный» фонд с безупречной репутацией, или американский NED, по разным версиям работающий под крышей ЦРУ, во всяком случае, в него закачиваются бюджетные деньги США, вот если бы кто-то из них хотя бы раз мне сказал: «Оставьте Чечню и начинайте работать в Дагестане». Или: «Давайте вы будете защищать не “Единую Россию”, а “Другую Россию”». Я бы их обходил десятой дорогой. Но иностранные жертвователи за 15 лет, сколько я занимаюсь файндрайзингом – поиском средств для благотворительности, ни разу не вмешивались в нашу работу.

– Так все же у ФСБ или ЦРУ взяли бы деньги?

– Я готов брать у кого угодно, но с одним условием: чтобы этот кто угодно не ставил мне условий.

– Ого. То есть хотите быть вне контроля?

– Мы, обращаясь за пожертвованиями, обосновываем просьбу: «на общественные расследования против пыток». Но если нам предложат деньги и начнут намекать, что, мол, это только для оппозиционЭров, революционЭров или гастрабайтеров… Я их пошлю очень далеко. Вот в Чечне есть практика, когда местным правозащитникам местная Общественная палата выделяет средства на защиту только чеченцев. Мне тоже намекали, что «чеченцы – это наиболее уязвимая категория населения, давайте вы будете работать по тюрьмам в регионах России и их защищать». Не хочу называть имен и называть эту практику этническим превосходством, если не жестче, но я ни на что не возьму деньги персонально или отдельно – на защиту чеченцев, креативных революционЭров, голубых или лесбиянок, граждан или неграждан. Такие попытки со стороны отдельных политиков, общественно-политических сил и партий, государственных структур делаются. Тут как нельзя кстати надо отдать должное иностранным жертвователям. Они в принципе не диктуют свои условия расходования выделенных средств.

– Почему вам отказала в 3 млн рублей Общественная палата России?

– Не ко мне вопрос. Мы дважды просили. Нам дважды отказали. Без объяснений. Хотя надо признать, что и западные доноры, отказывая, тоже ничего не объясняют. Жертвователь не обязан объяснять, почему он не дает. А вот мы обязаны четко формулировать, на что и сколько потратим денег.

– Еще будете просить у Общественной палаты?

– Обязательно.

– Не пробовали строить финансовые отношения с российским бизнесом по модели ЕС, где бизнес активно жертвует средства на гражданскую и правозащитную деятельность?

– Пробовали. Это были небольшие суммы и разного уровня предприниматели, но у всех было два условия: давали только «налом» и просили их имена в отчетность не вносить. И добавляли: «Мое имя нигде и никогда не вспоминай». Боятся. Ходорковский научил осторожности. Хотя и без него все понимают, где мы живем. Бизнесмены не меньше, чем правозащитники, общаются с представителями власти. Мои друзья-предприниматели иногда мне завидуют. Я имею возможность говорить чиновникам то, что думаю о них, они – нет. Их, помимо взяток, откатов и налогов, есть куча способов задавить.

– Вас можно задавить?

– Время другое. Можно помешать работать. Уже получается. На проверки ушла уйма времени, хотя они были всего полгода назад. ГУВД, МВД, налоговая и Минюст – пять федеральных ведомств проверяли. И опять! Кстати, сотрудники прокуратуры смотрели виноватыми глазами. Они все понимают. Некоторые даже таинственно указывали пальцем в потолок. У нас не было того, что творилось в Краснодаре или в Казани, когда в офисе отбирали телефоны, никого не впускали, под конвоем не выводили, но «другим науку преподали». Цифры уточняются, но похоже, что «агентами» заставят зарегистрироваться около 20 НКО.

– Ваш «Комитет» вместе с «Агорой» и «Общественным вердиктом» борется против пыток, но эти два центра признали агентами, а вас – нет. Расколоть хотят?

– Я не знаю, это расчленение правозащитного движения или попытка манипулирования. Больше склоняюсь к иной версии. Это некоторый итог законотворческой самодеятельности депутатов ради того, чтобы закрыть альтернативные источники информации и заткнуть рот критикам. И ей надо сопротивляться. Ведь по закону исполнителем проверки должен был быть Минюст. Но глава Минюста Александр Коновалов отказался ее проводить. Точнее, сначала Минюст во исполнение закона создал базу – приказ Коновалова о том, что право наделять статусом иностранного агента имеет только федеральное управление Минюста. Так, Минюст, доводя до ума сырой закон, издал приказ, в котором была изложена процедура признания иностранными агентами. В приказе также было написано, что не региональные управления будут принимать решения, а судебная практика будет осуществляться в Москве. Прецедентом стало решение команды Коновалова объявить первым, но и единственным иностранным агентом – НКО «Голос». Только «Голос» на иностранные деньги готовил наблюдателей на выборы, а они работали не в качестве независимых наблюдателей, а наблюдателей от политических партий. Для остальных НКО Минюст не нашел оснований для предъявления претензий. И тогда господа депутаты, все эти законотворцы – Сидякины, Железняки, Поповы и прочие Яровые – начали истерить. Не знаю, что они говорили в Администрации президента, но, судя по их интервью: «Мы заставим исполнительную власть закон применять», – перешли в контрнаступление. Коновалов в ответ заявил, что то, что называют законом, «вообще применять невозможно». Применить этот недозакон поручили Генпрокуратуре. И началась самодеятельность.

– Тогда претензия уже к вам лично. Вы же все-таки член Совета по правам человека при президенте России. Почему вы об этом насилии над законом рассказываете, как о неизбежности? Почему не противостоите?

– А как же! Это уже сделано. На Совете мы сказали Путину, что никто из правозащитников не понимает, что такое политическая деятельность, прописанная в этом законе. Никто не понимает, как он будет применяться. Я прямо об этом спросил президента Путина: «Где логика?» Он сказал: «Ну, нет, конечно, надо смотреть. Мы же понимаем, что речь должна идти о тех, кто занимается политикой». Он поручил нам, Совету по правам человека, разработать более цивилизованную редакцию закона. Нами подготовлен вариант закона. В нем, во-первых, изменено название маркера, не «иностранный агент», а «получатель иностранных средств». Агент в массовом сознании воспринимается как шпион. Хотя некоторые правозащитники предлагали: «Давайте префикс “иностранный агент” сделаем новым знаком качества». Я с этим категорически не согласен. Есть юридический термин, в соответствии с ГК РФ: «Агент – это человек, который за деньги выполняет поручения своего доверителя». Могу привести пример. Есть замечательный вуз – Санкт-Петербургский государственный университет. Он посылает своего представителя в США, тот зовет американцев учиться или преподавать в университете города на Неве. И в соответствии с американским законом FARA этого человека в Минюсте США регистрируют как иностранного агента. Там в это вкладывается четкий смысл – как пиарщика или лоббиста чужих интересов. А НКО не имеет руководства за рубежом. Мы ни чьих поручений не получаем и не выполняем. Если это было или есть, то это называется шпионаж.

– Полагаете, изменят формулировку?

– Путину этот проект закона представлен, в Госдуму отправлен. Мы не можем ускорить его рассмотрение. Встреча с президентом будет после летних каникул.

– Зарегистрируетесь как получатель иностранных средств?

– Да. Это уже факт. Лет десять назад мы были первым НКО, кто начал открыто публиковать всю информацию, связанную с нашим финансированием. Не мне минус, что я получаю иностранные средства, это минус государству. Если бы не иностранные пожертвования, тот же бывший полицейский Алексей Михеев, ложно обвиненный нижегородскими коллегами в изнасиловании, не дожил бы до суда, если бы мы его не лечили в Норвегии. Деньги на его лечение собирали норвежские полицейские. Главный врач госпиталя Осло на гитаре давал уличные концерты ради перелета Алексея в Осло. Родное государство Михееву ни копейки не дало. И кто чей «агент» после этого? Всего по нашим материалам до суда доведено около 50 уголовных дел, 97 полицейских и два сотрудника ФСИН осуждены. Без нашего вмешательства эти люди до сих пор «защищали бы закон». И государству должно быть не по себе, что наша деятельность поддерживается из Норвегии, Швейцарии, США, ЕС, а родная Общественная палата нам дважды отказала. Хотя все видят, что мы эффективнее, чем управление собственной безопасности МВД или СК. В Нижнем Новгороде мы посадили 50 полицейских за последние семь лет. СК и УСБ МВД привлеки к уголовной ответственности двух полицейских за 10 лет.

Есть, как говорил Остап Бендер, четыреста сравнительно честных способов этот закон обойти. И мы их знаем

– Ну, а говорите, что не копаете под власть.

– Я никогда не работал против власти. Я считаю, что ее нужно реформировать, а МВД нуждается в радикальной чистке. Я давно не уверен, что там в большинстве добросовестные сотрудники. Но это не значит, что я против власти и МВД. Я уверен, что права человека способно защитить только сильное государство. Его нужно совершенствовать. В частности, искать модель финансирования НКО из российских источников. И спаси нас бог от любых революций, даже справедливых. После них всегда и всем хуже. Деградирует право, а уж права человека в революциях – рудимент.

– Похоже, вы не очень верите в реформирование закона об иностранных агентах, если вместе с другими НКО заранее, еще до прокурорских проверок, подали на него жалобу в Европейский суд по правам человека. Идете на обострение?

– Это жалоба с авансом. Если бы ЕСПЧ начал ее рассматривать через месяц, как мы ее подали, суд нам точно бы отказал. Для рассмотрения должно произойти две вещи: заявитель должен пострадать от применения закона, а также пострадавшие должны обжаловать решение национальных судов. Ни того, ни другого на момент подачи жалобы не было. Сейчас ситуация меняется. «Голос» проиграл суд. Впереди рассмотрение апелляции. Потом «Голос» может подпасть под юрисдикцию ЕСПЧ. Остальные НКО, от которых требуют зарегистрироваться «агентами», ждет то, что случилось с «Голосом», но позже. С «Общественным вердиктом» и «Агорой» – совсем скоро. С нами, если закон не цивилизуют, еще позже.

– В этом случае вас закроют?

– Но не заставят прекратить деятельность против пыток. Есть, как говорил Остап Бендер, четыреста сравнительно честных способов этот закон обойти. И мы их знаем. Можем, например, создать две-три организации. Одна будет заниматься расследованиями, другая – проводить митинги, пикеты и пресс-конференции, третья – заниматься аналитикой. Но я в этих схемах участвовать не хочу. Я, естественно, откажусь регистрироваться иностранным агентом. Буду продолжать получать иностранные деньги. Пусть меня посадят, но иностранным «агентом» я не стану. И никакие решения судов в этом смысле я исполнять не буду.

Владимир Емельяненко
Источник: Русский Репортер