Неделю назад Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) вынес решение в пользу жителя Оренбургской области Александра Андреева, присудив ему в качестве компенсации морального вреда за незаконное задержание и пытки в милиции в 2005 году, а также за неэффективное расследование этих фактов следственными органами 26 000 евро. О том, почему страсбургские судьи раз за разом встают на сторону российских граждан в споре со своим государством, рассказывает юрист Комитета по предотвращению пыток Тимур Рахматулин:«Начнем с того, что любое решение, вынесенное Европейским судом по правам человека, всегда свидетельствует о том, что плохо сработала национальная правоохранительная система. Любая констатация факта нарушения статей Европейской Конвенции говорит о том, что Российская Федерация в лице своих правоохранительных и судебных органов не провела должной работы, чтобы защитить своих граждан от произвола представителей своего же государства.
Во-первых, если Европейский суд вынес решение против государства, то значит, что само нарушение изначально совершили представители этого государства: сотрудники полиции, системы исполнения наказания, военнослужащие и так далее… В делах, по которым работал Комитет против пыток, а ныне работает Комитет по предотвращению пыток, речь чаще всего идет о насилии и пытках со стороны сотрудников полиции и сотрудников Федеральной службы исполнения наказания. Эти нарушения выражаются в причинении физических и нравственных страданий с целью, например, получения признательных показаний от подозреваемого, или же в избиении провинившегося осужденного, имеющем целью наказать, проучить, «поставить на место» не понравившегося «сидельца». Это самые общие случаи, встречались в практике Комитета и другие: например, когда пытают свидетеля с целью получения доказательств вины другого лица, или когда государственное учреждение, которое должно оказывать медицинскую помощь, ненадлежащим образом исполняет свои обязанности, в результате чего человек умирает или испытывает тяжелые физические страдания.
Во-вторых, вынесенное Европейским судом решение означает, что государство не просто нарушило права граждан, но это нарушение не было должным образом расследовано. Например, ЕСПЧ в своей практике по рассмотрению дел о нарушении 2 и 3 статей Европейской конвенции («Право на жизнь» и «Запрет пыток») давно выработал ряд важных критериев, по которым он оценивает эффективность проведенного государством расследования: тщательность, быстрота, независимость, беспристрастность, своевременность и публичность.
О какой тщательности или быстроте можно говорить, когда, например, по делу Ельчанинова следователи опросили заявителя лишь спустя три года после подачи им сообщения о совершенном в отношении него преступлении.
О какой быстроте можно говорить, когда по делу Ниматова, Ферапонтова и Садовского опознания сотрудников полиции, на которых жаловались заявители, проводились спустя лишь шесть лет с момента совершения в отношении них преступления. Как можно назвать эффективным расследование, если из всех сотрудников, на которых указывали молодые люди, на скамье подсудимых оказываются лишь двое. Остальные избежали ответственности из-за того, что с момента совершения преступления прошло очень много времени: потерпевшие либо уже не смогли опознать некоторых полицейских, либо истек срок давности привлечения к ответственности тех сотрудников, которые видели преступление, но не предотвратили его.
Как можно назвать расследование объективным и беспристрастным, если проведение проверочных действий и оперативно-разыскных мероприятий зачастую поручается представителям тех органов, на незаконные действия которых заявители и жалуются. Например, следователи Следственного комитета России активно привлекают к расследованию полицейских там, где в совершении преступления подозреваются как раз сотрудники полиции, а в расследование дел по заявлению о преступлении, совершенном сотрудниками Федеральной службы исполнения наказания, активно вовлекаются сами представители этой службы. Также критерий беспристрастности часто нарушается следователями, когда они в своих решениях все свои выводы строят исключительно на показаниях сотрудников правоохранительных органов (самих подозреваемых или их коллег), игнорируя при этом показания пострадавших и свидетелей.
Отдельным негативным явлением, получившим распространение в практике следователей Следственного комитета Российской Федерации, стало вынесение по сообщению о преступлении, совершенного представителями правоохранительных органов, серии незаконных постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела. То есть следователь, получив сообщение о преступлении, спустя какое-то время выносит постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Это постановление отменяется уполномоченными на то органами (руководителем следственного органа, прокуратурой или судом) ввиду его очевидной незаконности. Что же делает следователь? Он выносит еще одно, часто слово в слово повторяющее предыдущее постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. И такое может длиться до бесконечности. По упомянутому делу Ферапонтова, Ниматова и Садовского следователи вынесли 17 незаконных постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела, по делу Ждана – 10, по делу Ельчанинова – 13, по делу Зонтова – 14. Следует отметить, что такую порочную практику вынесения бесконечного ряда незаконных решений зачастую ничто не может сломить, даже обжалования этих решений в российском суде – следователи раз за разом продолжают выносить незаконные решения, а мы их вновь и вновь обжалуем в суде. Именно тогда и приходится обращаться в Европейский суд по правам человека.
В-третьих, отмечу роль прокуратуры, оценку деятельности которой Европейский суд по правам человека нередко даёт в своих решениях по конкретным делам. Несомненно, роль прокуратуры очень важна, поскольку именно она надзирает за соблюдением законодательства Российской Федерации всеми государственными органами, в том числе, и органами следствия, именно она выражает в суде позицию относительно законности или незаконности принимаемых следователями решений. У прокуратуры большие полномочия для влияния на все имеющиеся в нашем государстве правовые механизмы по восстановлению прав граждан, поэтому нельзя этот институт умалять или недооценивать. Часто именно прокуратура по обращениям правозащитников или инициативно отменяет незаконные решения следователей, но, к сожалению, бывает и наоборот: когда прокуратура выступает в качестве препятствия восстановления прав граждан на доступ к правосудию и на эффективное средство правовой защиты. Ярким примером этому является дело Зонтова, чью жалобу Европейский суд коммуницировал властям России в прошлом году. В этом деле именно прокуратура отменила постановление следователя о возбуждении уголовного дела. Скорее всего, в своём решении по делу Зонтова страсбургские судьи посвятят несколько абзацев этому обстоятельству и роли прокуратуры в расследовании, проведенном по заявлению Юрия Зонтова.
И, наконец, необходимо сказать о роли судебной системы России. Именно суды осуществляют правосудие, и, пожалуй, от судебной власти гораздо в большей степени зависит, будут ли наказаны виновные, восстановлены права граждан, компенсированы нарушение тех прав, восстановление которых невозможно. Ведь для того, чтобы обратиться в Европейский суд по правам человека, гражданин должен сначала израсходовать необходимые меры правовых средств в своей стране – в России, и, разумеется, основным механизмом правовой защиты всегда будет суд. Однако часто суды встают на защиту сотрудников правоохранительных органов, прикрывая своими решениями тех, кто должен был бы понести ответственность за некачественно проведенное расследование или за незаконно вынесенное решение.
Другой серьезной проблемой, с которой мы сталкиваемся в своей практике, являются дела, в которых люди, пожаловавшиеся на пытки, были осуждены за совершение того или иного преступления. Если имеется приговор в отношении самого лица, пострадавшего от пыток, то следователи, не задумываясь, выносят немотивированные постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, а суды признают эти постановления законными, голословно ссылаясь на то, что гражданин был осужден за совершенное преступление, а сделанные им заявления о пытках являются способом уйти от уголовной ответственности. При этом суды не оценивают качество проведенной проверки или расследования по заявлению о пытках. Что это? Корпоративная солидарность и боязнь того, что установление пыток может привести к отмене приговора, вынесенного их коллегами-судьями? Остается только гадать.
Европейский суд по правам человека оценивает вкупе не только то, имело ли место нарушение прав человека, но и то, какие шаги предприняло государство к тому, чтобы минимизировать и компенсировать причиненный вред, что сделало оно для того, чтобы наказать виновных, что сделало для того, чтобы не допустить подобных нарушений впредь.
Пока правоохранительные органы в лице полиции, Следственного комитета, прокуратуры и судов в России не будут в полной мере прилагать усилия по восстановлению нарушенных прав и свобод своих граждан, граждане России будут продолжать выигрывать жалобы в Европейском суде.
Но самое неприятное не в том, что Россия будет выплачивать немалые суммы в качестве компенсации за нарушение прав своих граждан, а в том, что пока правоохранительная и судебная система не научатся на национальном уровне защищать своих граждан от произвола представителей самого же государства, в стране будет процветать правовой нигилизм, недоверие к правоохранительной системе и к праву в целом.
В конце отмечу, что выигранная жалоба Александра Андреева одна из первых, поданных еще Комитетом против пыток в интересах жителя Оренбуржья. Еще тринадцать жалоб на пытки и неэффективное расследование этих фактов, направленных в Европейский суд по правам человека в интересах оренбуржцев, ждут своего часа. И именно от нашего государства зависит, будет ли в дальнейшем увеличиваться количество жалоб россиян в ЕСПЧ и плодиться нелицеприятные для России решения о нарушении прав человека. Мне бы хотелось, чтобы таких решений не было. А их и не будет, если права граждан России будут защищены здесь – в России».